В материале «Сталинский проект объединения славян» мы начали рассказ о том, что с 1942 года во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы (в течении 16 лет) Славянским комитетом СССР издавался журнал «Славяне», задача которого заключалась в объединении славянских народов Советского Союза и Европейских стран. Идея создания Славянского комитета принадлежала руководителю Советского государства, этническому грузину, русскому по духу, И.В. Сталину. Начинаем публиковать материалы из номеров журнала СК.
Тематика журнала «Славяне» была достаточно обширна. В нём публиковались статьи о текущей политической ситуации в мире, статьи разоблачающие агрессивный и клеветнический характер империалистических западных стран по отношению к СССР, публиковались новости из восточноевропейских стран, населённых славянскими народами, ответы на вопросы читателей и многое другое.
Одним из главных разделов журнала, на наш взгляд, был раздел, посвящённый истории возникновения и развития славянских народов, славянской культуры, обычаев. С позиции КОБ история – это 2-й приоритет обобщённых средств управления. Ниже публикуем материал о развитии славянско-русской археологии в Советском Союзе.
В настоящее время внимание к истории, обычаям, верованиям славян в дохристианскую эпоху достаточно высоко. Поэтому считаем, что эта статья будет интересна, как профессионалам-историкам, так и просто интересующимся развитием славянства. Следует также отметить, что автор статьи советский археолог, один из крупнейших специалистов по древнерусской архитектуре профессор Николай Николаевич Воронин не является сторонником «норманской теории» произхождения славян, которую активно насаждают сегодня представители РПЦ и некоторые учёные.
В статье сохранена орфография источника, все интернет ссылки добавлены нами.
Активистам КПЕ рекомендуем внимательно изучить текст статьи и использовать в своей работе.
Информационно-аналитическая служба (ИАС) КПЕ
Развитие славяно-русской археологии в СССР
I
Археологическая наука в СССР прошла большой и плодотворный путь развития. Можно без преувеличения сказать, что по сравнению с дореволюционной археологией советская археология — новая наука как по своим целям, так и по своим методам.
Дореволюционная археология не была, по сути дела, исторической дисциплиной. Точно отвечая своему названию, это была наука о древностях, о древних вещах, «вещеведение». Связанная своим положением при царском дворе, «Императорская археологическая комиссия» — центральное археологическое учреждение России — определяла и поддерживала это направление. Исследовались преимущественно те памятники, которые могли дать наибольшее количество вещей, особенно художественных: курганы, могильники, склепы, античные города юга и т.п. Центральные музеи накапливали огромные коллекции. Но ни научные труды, ни музейные экспозиции не показывали мир вещей как реальный исторический мир материальной культуры древности.
Однако передовые исследователя прекрасно понимали, какой неисчерпаемый новый источник исторического знания заключён в этих немых вещах. Среди этих учёных на первом месте должно быть названо имя выдающегося учёного, академика Н.Я. Марра, совместившего в своём лице языковеда, археолога, историка и пламенного революционера науки. Он возглавил основанную в 1918 году по декрету, подписанному В.И. Лениным, новую археологическую академию — Российскую академию истории материальной культуры (ныне Институт истории материальной культуры имени Н.Я. Марра АН СССР). Самым своим названием новое учреждение, сменившее старую Археологическую комиссию, определяло новое содержание и задачи археологической науки. Вещь теряла своё независимое бытие и становилась закономерным! Важнейшим элементом культуры, а археология должна была стать исторической наукой, изучающей развитие общества на своём вещественном материале. Эта перестройка проходила в напряжённом перевооружении науки новым методом исторического материализма, острейшим оружием марксистско-ленинского учения об общественном развитии. Менялся и самый выбор объектов исследования, среди которых первое место заняли места древнейших поселений человека — от стоянок каменного века до древнерусских городов: эти памятники давали наиболее полную картину исторической жизни.
Новые вопросы, выдвигавшиеся новыми, углублёнными интересами советской археологии, неизбежно влекли за собой уточнение и совершенствование самой археологической методики и техники раскопок. Стремление к всестороннему освещению минувшей исторической жизни привлекло к сотрудничеству археологов с представителями других областей знания — этнографами, антропологами, технологами, архитекторами, геологами, ботаниками, зоологами, микроаналитиками и др. Всё это необычайно расширяло и углубляло возможности археологического анализа и исторических выводов.
Сами археологические раскопки приобрели целеустремлённый, планомерный характер, определяясь очерёдностью задач исторического исследования, конечной целью которого является создание предельно полной и точной древней истории народов нашей страны. Многие из них до Великой Октябрьской социалистической революции не имели своей письменности, а их происхождение и исторический путь были скрыты во мраке веков. Археологи выступили первыми историками этих народов и вернули им их прошлое, их национальную историю. Раскопки ведутся ныне не только в центральных областях страны, но и на её дальних окраинах, освещая древнейшие судьбы народов Якутии и побережий Ледовитого океана, Сибири и Средней Азии.
Одним из показательных итогов работы советских археологов является создание ими на ряду с капитальными историко-археологическими монографиями сводного, обобщающего труда по древней истории СССР, где освещен гигантский исторический путь нашей страны от появления человека и до возникновения Киевского государства. Характернейшей чертой этих работ является глубокое изучение внутренних закономерностей развития данного общества, внутренних импульсов, изменяющих облик его материальной и духовной культуры. Этот угол зрения позволил по-новому представить и весь исторический процесс. Если раньше его действенными рычагами представлялись разнообразные перемещения и исчезновения племён, завоевания и влияния, то теперь все эти явления заняли подчинённое месте» по отношению к основе прогресса — развитию материальных производительных сил общества, с которым связано и изменение облика материальной культуры, изучаемой археологами. Это позволило поставить на место «смутного коловращения племён», каким представлялась старым археологам: древняя история нашей страны, стройную концепцию автохтонного развития древних обществ, переходивших с одной исторической ступени на другую.
При очерченном быстром развитии археологической науки в нашей стране естественно углублялась её специализация и дифференциация. Ныне она является фактически совокупностью отдельных специальностей, связанных единством исторического метода и различных по материалу и методике исследования. Среди этих специальных отраслей советской археологии видное место принадлежит изучению славяно-русских древностей I и II тысячелетий нашей эры.
Естественно, что в рамках краткой журнальной статьи можно дать лишь весьма беглое и эскизное представление о проделанной в этой области археологии большой и многосложной работе.
II
Современная славяно-русская археология является достойной преемницей лучших традиций старой русской археологии, связанных с именами таких учёных, как В.В. Хвойко и Д.Я. Самоквасов, В.И. Сизов и А.А. Спицын. Именно в их трудах прорастала мысль об историческом осмыслении археологических памятников и о превращении вещи в полноценный исторический источник. Так, А.А. Спицын смело решал проблему расселения славянских племён на основе археологических данных. В.В. Хвойко предвидел связь памятников начала нашей эры с историей славянского этногенеза; он же начал систематические раскопки в древнерусском городе Белгородке и показал, какие новые источники даёт почва древних городов Руси для времени, уже обильно освещенного письменными памятниками. Д.Я. Самоквасов обратил внимание археологов на научное значение мест древних поселений — городищ.
Однако интересы этих учёных были связаны преимущественно с поздним временем, непосредственно предшествующим образованию Киевского государства, и с археологическими памятниками древней Руси. В ту пору проблема происхождения и формирования восточного славянства оставалась в руках историков и лингвистов, рассматривавших славян, согласно господствующей индоевропейской теории, как поздних пришельцев на восточноевропейской равнине: считалось, что богатейшее культурное наследие скифов и античного Причерноморья не имеет никакого отношения к их культуре.
Советские археологи (П.Н. Третьяков, М.И. Артамонов, А.Д. Удальцов, Б.А. Рыбаков и др.), руководясь новыми методологическими принципами и историко-лингвистическими трудами Н.Я. Марра и его последователей, помогли осветить древнюю историю восточного славянства ярким светом. Широкое исследование новых многочисленных памятников, критическое освоение археологического наследства дореволюционной науки, обследование неизведанных исторических территорий — всё это дало основание предполагать, что славянский этногенез являет собой не картину позднего «расселения» славян из мнимой «прародины», затерянной где-то в южной Прибалтике, но как уходящий своими корнями в глубокую древность процесс постепенной консолидации исторически связанных между собой племён. Так, созданная ныне рабочая историческая концепция происхождения славян учитывает роль в их формировании древнейших земледельческих племён Восточной Европы, оставивших памятники так называемой «трипольской культуры», далее — роль скифских земледельческих племён, создавших большую однородность культуры на широкой периферии античного Причерноморья. Специальные исследования позволяют также думать, что восточное славянство формировалось не только в зоне Среднего, но и Верхнего Поднепровья. Таким; образом, и хронологические и территориальные рамки славянского этногенеза были значительно раздвинуты, а самый процесс приобрёл прочные корни в древнейшей истории Восточной Европы.
Памятники первых веков нашей эры, так называемые «поля погребений», изученные на обоих берегах Днепра и далее на западе, являются, невидимому, связующим звеном между культурой земледельческой Скифии и собственно славянскими «антскими» древностями. Это пора глубоких и прочных связей с Римом, отражённых в обилии кладов римских монет II—IV веков в среднем Поднепровье и многочисленных находках предметов римского происхождения. Это — время первых упоминаний об антах, которые выступают в IV—VII веках уже как собирательное понятие для «несметных племён» восточных славян. Изучая антскую проблему, советские археологи разрушили псевдонаучную расистскую теорию о «готском государстве» и «готской культуре» на юге России: «готские древности» оказались плодом местной культуры. Ядро антского племенного союза совпадало, по-видимому, с территорией позднейших полян. Суждение об антской культуре пока затруднено, так как ни одно из поселений этой поры ещё не подвергнуто археологическим раскопкам. Однако есть основания утверждать, что это была достаточно высокая культура, выросшая на основе древнейших культурных традиций Причерноморья и Поднепровья; анты имели развитое пашенное земледелие и скотоводство, знали искусство обработки металла и ювелирное дело, славились как искусные и храбрые воины. Наряду с антским ядром археологические памятники намечают со второй половины I тысячелетия особые племенные группы — северян, вятичей и радимичей, далее, на север — территории кривичей и словен новгородских, а также колонизационные славянские потоки VII — IX веков на север, к Волхову, и на северо-восток, в сторону волго-окского междуречья. Эти племена, жившие в различных естественных и исторических условиях, первоначально значительно отличались по уровню хозяйственного и общественного развития: племена Поднепровья быстро шли по пути прогресса; северные племена дольше сохраняли патриархальные устои общественного строя. Однако к концу I тысячелетия эти различия в значительной мере стираются, и этническое и культурное сплочение славянских племён подготовляет почву для образования Киевского государства.
Эта концепция восточнославянского этногенеза является пока очень широко поставленной и в ряде звеньев уже прочно аргументированной рабочей исторической гипотезой. На отдельных её участках идут плодотворные критические споры, другие моменты требуют новых археологических исследований. Но несомненными остаются основные положения, что восточнославянские племена связаны глубочайшими генетическими связями с древнейшим населением Восточной Европы и что история постепенного формирования их этнического и культурного единства является предъисторией создания Киевского государства и древнерусской культуры.
Недалёк тот день, когда в итоге новых исследований и раскопок история славянского этногенеза будет уточнена и упрочена во всех своих звеньях.
III
Изучение материалов курганных могильников и древних поселений позволило археологам с достаточной полнотой охарактеризовать различные стороны процесса разложения патриархально-родового строя у славянских племён, от изменений хозяйственного базиса общества — победы пашенного земледелия и быстрого развития ремесла и торговли — до перемен в социальном строе и религиозных представлениях. Эти исследования показали формирование классов древнерусского общества — основы дофеодальной, а затем и феодальной государственности.
В свете этих работ рассыпалась в прах «норманская теория» происхождения русского государства и его культуры, и теперь ни о какой «норманской колонизации» Восточной Европы не приходится говорить. Старая Ладога, считавшаяся своего рода варяжской базой на подступах к внутренним областям Руси, в свете новейших раскопок предстаёт как древнейшее славянское поселение Приладожья VII—VIII веков. Точно так же и «культурные влияния» соседних стран, которые в дореволюционной науке представлялись главнейшими источниками русской культуры X—XI веков, в результате углублённого изучения археологического материала нашли своё подлинное место. Киевская Русь, являвшаяся узлом культурно-торговых связей арабского Востока, романского Запада, Царьграда и Византийской империи, брала из их культуры то, что отвечало её нуждам и вкусам, и не просто брала, но коренным образом перерабатывала взятое в нечто новое, русское. Эта активность, самостоятельность и творческая энергия русской культуры опирались не только на многовековые культурные традиции восточного славянства, но и на быстро росшую новую культуру феодального ремесленного города.
Археологическое изучение древнерусских городов также является новой страницей, вписанной советскими учёными в историю науки. В дореволюционное время к этой теме подходили лишь единичные исследователи, начавшие раскопки в Киеве, Старой Ладоге, Белгородке. Начиная с 30-х годов работы наших исследователей (М.К. Каргера, В.И. Равдоникаса, А.В. Арциховского, Б.А. Рыбакова, Н.Н. Воронина и др.) охватили почти все главнейшие центры древней Руси: Киев, Чернигов, Вщиж, Переяславль-Южный, Вышгород, Новгород Великий, Псков, Старую Рязань, Суздаль, Владимир, Ярославль, Переяславль Залесский, Муром, наконец самую Москву. Эти раскопки принесли богатейший материал, освещающий впервые в нашей науке историю возникновения, развития и материальной культуры русского города и позволяющий говорить о своеобразных областных чертах культуры эпохи феодальной раздроблённости.
История возникновения русских городов предстаёт перед нами в ряде интереснейших вариантов. Иногда город развивается на месте древнейшего дофеодального поселения, как, например, Киев, Старая Ладога или Псков; иногда феодальный город развивается рядом с оставленным древним городищем, как Новгород Великий, Ростов или Смоленск; иногда он возникает первоначально как княжеский военный пункт на новом месте, определённом экономическими и стратегическими обстоятельствами, как Владимир или Ярославль.
Но главный признак древнерусского города — его ремесленно-торговая природа. Огромный фонд изделий городских ремесленников, их жилища, орудия и мастерские свидетельствуют о высоком развитии ремесленной промышленности в X—XIII веках, её детальной специализации и, возможно, о наличии ремесленных объединений. Изучение всех этих материалов позволяет определить социальную природу ремесленников, их зависимость или свободу от феодального хозяйства, их связь с внегородской периферией и взаимодействие городского ремесла с ремеслом деревенским и т.д. Это высокое развитие ремесла являлось основой самостоятельности и творческой энергии древнерусской культуры, основой военного и политического могущества Руси, снабжавшей своих воинов первоклассным боевым снаряжением и создавшей руками своих мастеров могучие крепости.
Раскопки в ряде городов вскрыли остатки этих монументальных боевых твердынь Руси, каковы, например, мощная каменная стена новгородского «острога» середины XIV века с величественными башнями, или белокаменные укрепления владимирского детинца конца XII века, или Боголюбовского замка. В интересных вариантах предстаёт и более характерная для русского инженерного искусства система деревянно-земляных сооружений, изученная в Старой Рязани, Райковецком городище на Украине и в других местах.
Значительный материал собран по истории и типологии городского жилища. В нём с особенной силой сказываются строительно-бытовые традиции славянского домостроительства: полуземляночного на юге и срубного на севере. Нам известны теперь и полуземляночные жилища киевских горожан XII—XIII веков и их исторические предки — жилища городищ Поднепровья I тысячелетия нашей эры, интереснейшие постройки патриархально-общинного посёлка у д. Березняки, на верхней Волге, IV—V веков нашей эры, большие дома древнейших насельников Старой Ладоги VII века, многочисленные рубленые дома новгородских ремесленников XI—XIV веков и многие другие.
Раскопки вскрыли также ряд примечательных особенностей городского благоустройства. Выдающееся значение имеет изучение многослойных напластований деревянных уличных мостовых в Новгороде, древнейшие из которых восходят к X — XI векам, опережая в этом отношении города средневекового Запада. Новгород оказался также передовым городом в устройстве ещё в XI веке водопроводов и дренажных систем, открытых не только на территории княжеского Ярославова двора, но и в других районах города.
Многочисленны и разнообразны материалы, рисующие торговые и культурные связи древнерусских городов с ближайшими соседями и передовыми культурными центрами средневекового мира. Археология даёт и здесь неоценимые и обширные дополнения к скудным сведениям письменных источников, определяя состав ввоза и вывоза, причём выясняется, что последний был весьма значителен; известные дрогичинские товарные пломбы со знаками различных княжеских домов свидетельствуют об интенсивности внешней торговли.
С каждым годом растут и обогащаются наши сведения о самых разнообразных сторонах культуры и быта древнерусского города. Исключительные по своему размаху раскопки 1947 года в Новгороде дали, например, огромную коллекцию деревянных изделий, среди которых многочисленные счётные бирки, украшенные резным орнаментом деревянные сосуды, части новгородских ладей и судов, бытовые предметы с надписями и (метами их владельцев, в том числе индивидуальная колодка для изящной женской обуви с именем заказчицы, и многое другое.
Не только изделия и постройки интересуют археологов: собираемые в процессе раскопок городов многочисленные костные и растительные остатки после их определения специалистами дают точнейший статистический материал о составе домашнего скота, охотничьей и рыболовной добычи, культурных и диких злаков и пищевых растений. Характерная для средневековья картина связи древнерусского горожанина с сельским хозяйством и лесными промыслами приобретает вполне реальное и определённое для данного места и времени содержание.
Археологи вскрывают целые страницы в истории городов, волнующие своим драматизмом и реальностью. Таковы, например, раскопки Десятинной церкви, позволившие восстановить картину захвата Киева монголами и трагической гибели последних защитников города, собравшихся в храме и погребённых под его развалинами. В Киеве раскрыты целые участки погибших в огне пожара ремесленных кварталов, со скелетами людей, павших на родных пепелищах. Раскопки маленького городка или замка Райки (под Бердичевом) дали новую страшную иллюстрацию к событиям той же тяжкой годины монгольского нашествия: население городка было полностью уничтожено, и его площадь была буквально устлана скелетами воинов и ремесленников, женщин и детей. Интереснейший вещевой инвентарь этого городка, лежавший много веков под землёй, попал в руки исследователей.
Гораздо слабее изучены сельские поселения древней Руси, жизнь которых мы знаем почти исключительно по курганным могильникам. Их исследование позволяет устанавливать дольше сохраняющиеся в деревне те или иные племенные особенности, развитие социальной дифференциации крестьянства, черты его хозяйственной жизни, быта и обрядности. Однако и здесь новая, утончённая методика изучения массового материала открыла много новых фактов. Так, например, микроизучение тысяч экземпляров идентичных бронзовых деревенских украшений привело к определению изготовлявших их деревенских ремесленных мастерских и сфер сбыта их продукции. Естественно, что подобных важнейших исторических наблюдений нельзя сделать ни по каким письменным источникам.
Славяно-русская археология теперь занимается и изучением более поздних периодов русской культуры. Раскопки в Москве и городах Московского княжества — Звенигороде и Верее — дали первые коллекции вещей XIII — XVII веков. Московские раскопки принесли интереснейшие факты по быту и производству московской гончарной слободы и расселению ремесленников на устье Яузы.
IV
Среди памятников русской древности особое место занимает архитектура, едва ли не наиболее ярко раскрывающая перед глазами историка картину творческой мощи и самостоятельности древнерусской культуры. В этой области исследования работали и собственно археологи (М.К. Каргер, Н.Е. Макаренко, Н. Н. Воронин, Б.А. Рыбаков и др.) и архитекторы, воспринявшие археологические методы изучения памятников архитектуры. Эта работа обогатила науку новыми выдающимися открытиями и историческими выводами.
Немало новых интереснейших страниц вписали археологи в историю каменного зодчества X—ХIII веков. В Киеве были полностью вскрыты основания древнейшего каменного храма на Руси — Десятинной церкви конца X века. Киевский Софийский собор обогатился раскрытием великолепных мозаичных, майоликовых и инкрустированных полов, торжественного митрополичьего трона и седалищ клира в алтаре; расчистка росписи открыла сюиту прекрасных фресок XI века и в том числе портрет семьи Ярослава Мудрого; изучение стен и кладок храма вместе с анализом древнейших рисунков дало возможность документальной реконструкции первоначального облика здания. Велись также работы по изучению Софийских соборов Полоцка и Новгорода. Во всех названных памятниках нас поражает коренная русская переработка византийских «образцов» и переосмысление их художественных принципов, органическая связь этого пышного и величественного искусства с культурой и идеологией молодого русского государства. Выявляются и общие стилистические черты этих памятников, свидетельствующие об единстве материальной и художественной культуры Киевской Руси, ставшей источником последующего развития русского зодчества периода феодальной раздробленности XI — XIII веков.
Исследования памятников этого исторического периода дали ещё более значительные и интересные результаты. Советские археологи и архитекторы обратились к тщательному пересмотру и изучению сохранившихся памятников и к поискам новых исчезнувших зданий, сосредоточиваясь на исследовании отдельных областных школ. В итоге этих работ, выявивших серию новых зданий XI—XIII веков, вскрылась картина дальнейшего развития и переработки киевского художественного наследия местными зодчими русских княжеств, выявился процесс создания нового, строгого и лаконичного архитектурного стиля, изменение самой архитектур ной тематики, связанные с победой феодального строя.
Открылось и исключительное богатство местных оттенков и своеобразных черт архитектурного искусства и технических приёмов в разных областях феодальной Руси. В Киеве дольше жили традиции пышного и представительного стиля X—XI веков, осложнявшие разработку новых архитектурных тем: зданий феодального двора, придворного храма, небольшого собора монастыря и удельной столицы, приходской церкви горожан. Близким черниговскому было зодчество Волыни. На её северной окраине, в Гродно на Немане, мастера разработали богатейшую систему полихромного убранства фасадов майоликовыми плитками и инкрустациями из полированного гранита. В Галиче архитекторы перешли к технике белокаменной кладки и были хорошо знакомы с системой убранства зданий резным камнем. Полоцкий зодчий Иоанн дерзнул переосмыслить самую конструкцию храма, уподобив его высокой, ступенчато вздымающейся башне. Открылись примечательные особенности смоленского зодчества, являющегося как бы связующим звеном между архитектурой Поднепровья и Новгорода. Заново изученное владимиро-суздальское зодчество, прославленное такими жемчужинами русского гения, как храмы Покрова на Нерли и Димитриевский собор во Владимире, пополнилось таким выдающимся памятником, как белокаменный ансамбль Боголюбовского дворца, в убранстве которого сочетались резьба по камню и металлопластика, фреска и майолика.
Все эти новые факты истории древнерусского зодчества в сочетании с богатейшими археологическими материалами, освещающими различные стороны русской жизни, свидетельствуют о высоком уровне культуры древней Руси. Начальный период феодального дробления Руси, как это ясно теперь, был временем дальнейшего культурного прогресса. Киевские традиции ремесла, просвещения и искусства распространились в это время по всей территории древней Руси — от Гродно до Мурома, от Причерноморской Тмутаракани до Волхова и Ладожского озера. Новые города, перенимавшие высокое культурное наследство Киевской Руси, плодотворно и стремительно развивали и обогащали его.
Профессор Н.Н. Воронин,
Ежемесячный журнал Славянского комитета СССР «Славяне» (№7, июль 1948 г.)
