> > Правда о Сталине
19
Июл

Еженедельная газета «Военно-промышленный курьер» (ВПК от 7.07.2010г.) приводит на своих страницах материал посвящённый работе советской разведки в июне 1941 года накануне начала войны. Из этого материала следует, что И.В. Сталин знал о готовящемся нападении Гитлера на СССР и делал всё возможное, чтобы предотвратить это или в крайнем случае, уменьшить степень кровавости надвигающейся беды.

Хотим отметить, что информация такого рода о Сталине разрушает мифы, созданные глобализаторами и демократизаторами о «кровавом диктаторе» и т.п. Они по-прежнему ненавидят Сталина за приверженность Идеалам Справедливости и его русскость. Также такие материалы приоткрывают завесу об истинной роли Л.П. Берии, человека наиболее близкого к Сталину в предвоенное время. Ниже приводим полный текст статьи.

 

Информационно-аналитическая служба ВПП КПЕ (ИАС КПЕ)

 

22 ИЮНЯ 1941 ГОДА: КТО ВИНОВАТ?

БЫТЬ МОЖЕТ, МЕНЬШЕ ВСЕХ СТАЛИН И БЕРИЯ

Вопрос, вынесенный в заголовок этой статьи, дискутируется на протяжении десятилетий, но и по сей день на него нет честного, точного и полного ответа. Впрочем, для многих людей он очевиден: разумеется, основную ответственность за трагическое начало Великой Отечественной войны несут Иосиф Виссарионович и Лаврентий Павлович. Однако ниже приводятся факты, без учета которых, по моему глубокому убеждению, невозможен объективный анализ тогдашней ситуации.
 
Начну с воспоминаний бывшего командующего Авиацией дальнего действия Главного маршала авиации А. Е. Голованова (заголовок, кстати, прямо повторяет название одного из разделов книги). Он пишет, что в июне 1941 года, командуя отдельным 212-м дальнебомбардировочным полком, подчиненным непосредственно Москве, прибыл из Смоленска в Минск для представления командующему ВВС Западного Особого военного округа И. И. Копцу и затем самому командующему ЗапОВО Д. Г. Павлову. В ходе беседы с Головановым Павлов связался по ВЧ со Сталиным. И тот начал задавать генералу вопросы, на которые командующий округом ответил следующее: «Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а мои разведчики работают хорошо. Я ещё раз проверю, но считаю это просто провокацией…»
По окончании разговора Павлов бросил Голованову: «Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе».

ТРЕВОЖНЫЕ СООБЩЕНИЯ

Сегодня нет возможности точно установить, кто являлся этой «сволочью», но есть все основания полагать, что имелся в виду нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия. И вот почему… 3 февраля 1941 года указом Президиума Верховного Совета СССР из Народного комиссариата внутренних дел был выделен отдельный Наркомат государственной безопасности во главе с Всеволодом Меркуловым. В тот же день Берию назначили заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР, оставив на посту руководителя НКВД. Но теперь он не руководил внешней разведкой, поскольку ею ведал НКГБ. Вместе с тем наркому внутренних дел по-прежнему подчинялись Пограничные войска, у которых имелась собственная разведка. В её агентах не числились «сливки общества», зато ей помогали простые поездные машинисты, смазчики, стрелочники, скромные поселяне и жители прикордонных городков…
Они собирали информацию, как муравьи, и она, сконцентрированная воедино, давала наиболее объективную картину происходящего. Итог же работы этой «муравьиной разведки» нашел отражение в записках Берии Сталину, три из которых приводятся ниже в извлечениях по сборнику 1995 года «Секреты Гитлера на столе у Сталина», изданному совместно ФСБ РФ, СВР РФ и Московским городским объединением архивов. Выделения текста жирным шрифтом везде мои.
Итак… Первая записка адресована сразу Сталину, Молотову и наркому обороны Тимошенко:
 
«№ 1196./Б 21 апреля 1941 г.
Совершенно секретно

С 1 по 19 апреля 1941 г. пограничными отрядами НКВД СССР на советско-германской границе добыты следующие данные о прибытии германских войск в пункты, прилегающие к государственной границе в Восточной Пруссии и генерал-губернаторстве.

В пограничную полосу Клайпедской области:
Прибыли две пехотные дивизии, пехотный полк, кавэскадрон, артиллерийский дивизион,танковый батальон и рота самокатчиков.

В район Сувалки-Лыкк:
Прибыли до двух мотомехдивизий, четырёх пехотных и двух кавалерийских полков,танковый и сапёрный батальоны.

В район Мышинец-Остроленка:
Прибыли до четырех пехотных и одного артиллерийского полков, танковый батальон и батальон мотоциклистов.

В район Остров-Мазовецкий — Малкиня-Гурна:
Прибыли один пехотный и один кавалерийский полки, до двух артиллерийских дивизионов и рота танков.

В район Бяла-Подляска:
Прибыли один пехотный полк, два сапёрных батальона, кавэскадрон, рота самокатчиков и артиллерийская батарея.

В район Влодаа-Отховок:
Прибыли до трех пехотных, одного кавалерийского и двух артиллерийских полков.

В район г. Холм:
Прибыли до трех пехотных, четырех артиллерийских и одного моторизованного полков, кавполк и сапёрный батальон. Там же сосредоточено свыше пятисот автомашин.

В район Грубешув:
Прибыли до четырех пехотных, один артиллерийский и один моторизованный полки и кав-эскадрон.

В район Томашов:
Прибыли штаб соединения, до трёх пехотных дивизий и до трёхсот танков.

В район Пшеворск-Ярослав:
Прибыли до пехотной дивизии, свыше артиллерийского полка и до двух кавполков…
Сосредоточение германских войск вблизи границы происходило небольшими подразделениями, до батальона, эскадрона, батареи, и зачастую в ночное время.
В те же районы, куда прибывали войска, доставлялось большое количество боеприпасов, горючего и искусственных противотанковых препятствий…
За период с 1 по 19 апреля германские самолеты 43 раза нарушали государственную границу, совершая разведывательные полеты над нашей территорией на глубину до 200 км».

 
2 июня 1941 года Берия направляет записку (№ 1798/Б) лично Сталину:

«…В районах Томашов и Лежайск сосредоточились две армейские группы. В этих районах выявлены штабы двух армий: штаб 16-й армии в местечке Улянув… и штаб армии в фольварке Усьмеж… командующим которой является генерал Рейхенау (требует уточнения).

25 мая из Варшавы… отмечена переброска войск всех родов. Передвижение войск происходит в основном ночью.

17 мая в Тересполь прибыла группа летчиков, а на аэродром в Воскшенице (вблизи Тересполя) было доставлено сто самолетов…
Генералы германской армии производят рекогносцировки вблизи границы: 11 мая генерал Рейхенау — в районе местечка Ульгувек… 18 мая — генерал с группой офицеров — в районе Белжец… 23 мая генерал с группой офицеров… в районе Радымно.

Во многих пунктах вблизи границы сосредоточены понтоны, брезентовые и надувные лодки. Наибольшее количество их отмечено в направлениях на Брест и Львов…»

Через три дня, 5 июня Берия направляет Сталину ещё одну записку (№ 1868/Б) на ту же тему:
«Пограничными отрядами НКВД Украинской и Молдавской ССР дополнительно (наш № 1798/Б от 2 июня с. г.) добыты следующие данные:
По советско-германской границе

20 мая с. г. в Бяло-Подляска… отмечено расположение штаба пехотной дивизии, 313-го и 314-го пехотных полков, личного полка маршала Геринга и штаба танкового соединения.
В районе Янов-Подляский, 33 км северо-западнее г. Бреста, сосредоточены понтоны и части для двадцати деревянных мостов…

31 мая на ст. Санок прибыл эшелон с танками

20 мая с аэродрома Модлин в воздух поднималось до ста самолётов.
По советско-венгерской границе
В г. Брустура… располагались два венгерских пехотных полка и в районе Хуста — германские танковые и моторизованные части.
По советско-румынской границе…

В течение 21-24 мая из Бухареста к советско-румынской границе проследовали: через ст. Пашканы — 12 эшелонов германской пехоты с танками; через ст. Крайова — два эшелона с танками; на ст. Дормэнэшти прибыло три эшелона пехоты и на ст. Борщов два эшелона с тяжёлыми танками и автомашинами.
На аэродроме в районе Бузеу… отмечено до 250 немецких самолетов…
Генеральный штаб Красной Армии информирован».

Берия и в оставшиеся до начала войны полмесяца направлял Сталину накапливающиеся данные по мере того, как они добывались агентурой пограничных войск НКВД. К 18-19 июня 1941 года им было ясно: счет мирному времени идет если не на часы, то на дни!
Но, может быть, я ошибаюсь? Ведь известна подлинная виза Сталина на спецсообщении наркома госбезопасности В. Н. Меркулова № 2279/М от 16 июня 1941 года, содержащем сведения, полученные от «Старшины» (Шульце-Бойзена) и «Корсиканца» (Арвид Харнак). Цитирую по сборнику документов «Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946»: «Тов. Меркулову. Может, послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.».

Эту визу сейчас нередко приводят как аргумент против Сталина, упуская из виду, что он разделяет информаторов и выражает недоверие лишь одному из них — из штаба люфтваффе — «Старшине» (Шульце-Бойзену), но не «Корсиканцу» (Харнаку). Имел ли Сталин для этого основания, пусть судит сам читатель.

Хотя Харро Шульце-Бойзен был честным агентом, его донесение от 16 июня выглядит несерьезно уже потому, что в нем перепутана дата сообщения ТАСС (не 14 июня, а 6 июня), а первоочередными объектами налетов германской авиации названы второразрядная Свирская ГЭС, московские заводы, «производящие отдельные части к самолетам, а также авторемонтные (?) мастерские». Конечно же, Сталин имел все основания усомниться в добросовестности подобной «информации».

Впрочем, наложив визу, Сталин затем (сведения из сборника документов «Секреты Гитлера на столе у Сталина») вызвал к себе В. Н. Меркулова и начальника внешней разведки П. М. Фитина. Беседа велась преимущественно со вторым. Сталина интересовали мельчайшие подробности об источниках. После того как Фитин объяснил, почему разведка доверяет «Корсиканцу» и «Старшине», Сталин сказал: «Идите, все уточните, ещё раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».

ПОЛЁТ 18 ИЮНЯ

Вот два факта, не зная которых, составить себе верный взгляд на тогдашние события просто невозможно.
Есть книга «Я — истребитель» генерал-майора авиации Героя Советского Союза Георгия Нефедовича Захарова. Перед войной он командовал 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа в звании полковника. Имел опыт боев в Испании (6 самолетов лично сбитых и 4 — в группе) и в Китае (3 лично сбитых).

Вот что он пишет (цитата обширна, но здесь важна каждая фраза): «…Где-то в середине последней предвоенной недели — это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года — я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяжённость маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север — до Белостока.

Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и совсем не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые — судя по всему, штабные — автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы притормаживалось, упираясь в неё… и готовое вот-вот перехлестнуть через нее.
Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений, кроме единственного: близится война.

Всё, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт, и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырёх словах: «Со дня на день».
Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке (выделение везде мое. — С. Б.), которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек (то есть он заранее знал, что скоро сядет наш самолет со срочной информацией! — С. Б.) и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30-50 километров, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Чёрных…»

К слову… Захаров сообщает, что командующий ВВС округа генерал Копец повел его после доклада к командующему округом. Далее вновь прямая цитата: «Д. Г. Павлов поглядывал на меня так, словно видел впервые. У меня возникло чувство неудовлетворенности, когда в конце моего сообщения он, улыбнувшись, спросил, а не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово «преувеличивать» на «паниковать» — он явно не принял до конца всего того, что я говорил… С тем мы и ушли».
Как видим, информация маршала Голованова достоверно подтверждается информацией генерала Захарова. А нам все твердят, что Сталин-де «не верил предупреждениям Павлова».

Захаров, как я понимаю, искренне не помнит, когда он летал по заданию генерала Копца — 17 или 18 июня? Но скорее всего летал он 18 июня. Во всяком случае не позднее… И летал по заданию Сталина, хотя сам об этом, конечно, не знал, как не знал этого и Копец.
Задумаемся: почему, если задание Захарову давал командующий авиацией ЗапОВО, то есть человек из ведомства наркома обороны Тимошенко, донесения от Захарова везде принимали пограничники из Наркомата внутренних дел наркома Берии? И принимали молча, не задавая вопросов: кто, мол, ты такой и чего тебе надо?

Почему же вопросов не было? Как это так?! В напряженной приграничной атмосфере у самой границы производит посадку непонятный самолет, и пограничный наряд не интересуется: а что, собственно, пилоту здесь нужно?
Такое могло быть в одном случае: когда на границе под каждым, образно говоря, кустом этот самолет ждали.
А зачем его ждали? Кому нужны были да ещё и в реальном масштабе времени сведения Захарова? Кто мог дать приказ, соединивший воедино усилия подчиненных Тимошенко и Берии? Только Сталин. Но зачем это было нужно Сталину? Корректный ответ — с учетом второго, приводимого мной чуть позднее факта — один. Это было одним из элементов стратегического зондажа намерений Гитлера, проведенного лично Сталиным не позднее 18 июня 1941 года.

Представим себе ещё раз ситуацию того лета…
Сталин получает информацию о близящейся войне от нелегалов и легальных закордонных резидентур Меркулова из НКГБ, от нелегалов генерала Голикова из ГРУ Генштаба, от военных атташе и по дипломатическим каналам. Но все это может быть стратегической провокацией Запада, видящего в столкновении СССР и Германии собственное спасение.

Однако есть созданная Берией разведка погранвойск, и вот ее-то информации верить не только можно, но и надо. Это интегральная информация от такой разветвленной периферийной разведывательной сети, что она может быть лишь достоверной. И эта информация доказывает близость войны. Но как проверить все окончательно?

Идеальный вариант — спросить самого Гитлера о его подлинных намерениях. Не окружение фюрера, а его самого, потому что фюрер не раз неожиданно даже для окружения менял сроки реализации собственных приказов!

Тут мы подходим ко второму (хронологически, возможно, первому) ключевому факту последней предвоенной недели. Сталин 18 июня обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций.

Сведения об этом предложении Сталина Гитлеру отыскиваются в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск рейха Франца Гальдера. На странице 579-й второго тома среди других записей 20 июня 1941 года имеется следующая фраза: «Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером». Одна фраза… Но она достоверно фиксирует факт предложения Сталина Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин и полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней. Полностью!

Гитлер во встрече с Молотовым отказывает. Даже если бы он начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще сразу отказал.
После отказа Гитлера не надо было быть Сталиным, чтобы сделать тот же вывод, который сделал и полковник Захаров: «Со дня на день».

И Сталин поручает Наркомату обороны обеспечить срочную и эффективную воздушную разведку приграничной зоны. И подчёркивает, что разведка должна быть проведена опытным авиационным командиром высокого уровня. Возможно, он дал такое задание командующему ВВС РККА Жигареву, побывавшему в кабинете Сталина с 0.45 до 1.50 17 (собственно, уже 18) июня 1941 года, а уж тот позвонил в Минск Копцу.
С другой стороны, Сталин поручает Берии обеспечить немедленную и без помех передачу собранной этим опытным авиатором информации в Москву…

НАКАНУНЕ

Поняв, что Гитлер решился-таки на войну с Россией, Сталин немедленно (то есть не позднее вечера 18 июня) начал отдавать соответствующие распоряжения Наркомату обороны.
Здесь очень важна хронология не то что по дням, но даже по часам. Например, нередко — как доказательство якобы «слепоты» Сталина — сообщается, что 13 июня С. К. Тимошенко просил у него разрешения привести в боевую готовность и развернуть первые эшелоны по планам прикрытия. Но разрешения не поступило.

Да, 13 июня так, надо полагать, и было. Сталин, понимая, что страна ещё не готова к серьезной войне, не хотел давать Гитлеру ни одного повода к ней. Известно, что Гитлер был очень недоволен тем, что Сталина не удается спровоцировать. Поэтому 13 июня Сталин ещё мог колебаться — пора ли принимать все возможные меры по развертыванию войск. Потому Сталин и начал свои собственные зондажи, начиная с заявления ТАСС от 14 июня, которое скорее всего после разговора с Тимошенко он и написал.

Но затем последовал описанный выше зондаж, который полностью изменил позицию Сталина не позднее чем к вечеру 18 июня 1941 года. Соответственно все послевоенные описания последней предвоенной недели следует считать принципиально искаженными!

Маршал Василевский, например, позднее заявлял, что «…нужно было смело перешагнуть порог», но «Сталин не решался на это». Однако уже события 19 июня 1941 года в Киеве и Минске (а также в Одессе) доказывают, что к вечеру 18 июня 1941-го Сталин решился. Сегодня точно известно, что 19 июня 1941 года управления Западного и Киевского особых округов были преобразованы во фронтовые. Это подтверждается документально, подтверждается и в мемуарах. Так, маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, перед самой войной с должности командующего артиллерией Киевского ОВО назначенный начальником ГАУ, вспоминал, что к 19 июня «уже закончил сдачу дел своему преемнику и почти на ходу распрощался с теперь уже бывшими сослуживцами. На ходу потому, что штаб округа и его управления в эти дни как раз получили распоряжение о передислокации в Тернополь и спешно свертывали работу в Киеве».

Собственно, уже в 1976 году в книге Г. Андреева и И. Вакурова «Генерал Кирпонос», выпущенной Политиздатом Украины, можно прочитать: «…во второй половине дня 19 июня от Наркома обороны поступил приказ полевому управлению штаба округа передислоцироваться в город Тернополь».

В Тернополе в здании бывшего штаба 44-й стрелковой дивизии был развернут фронтовой командный пункт генерала Кирпоноса. ФКП генерала Павлова в это время разворачивался в районе Барановичей.

Могли ли Тимошенко и Жуков отдать приказ об этом без прямой санкции Сталина? И могли ли предприниматься такие действия без подкрепления их санкцией Сталина на усиление боевой готовности?
Но почему война началась со стратегического провала? Не пора ли, повторяю, ответить на этот вопрос полно и честно? Так, чтобы за скобками не осталось все то, о чем сказано выше.

Сергей БРЕЗКУН
профессор Академии военных наук

В заключение отметим, что причины, по которым не удалось избежать катастрофы в июне 1941 года, достаточно подробно изложены в работах А.Б. Мартиросяна и Ю.И. Мухина.

ИАС КПЕ

,

Добавить Коментарий


Русские агитационные плакаты